«Нет в этом никакой романтики»
Я мечтал стать поваром — до сих пор люблю готовить, но отец сказал: «Принесешь диплом о ветеринарном образовании и можешь делать все что хочешь!» Родители всю жизнь работали ветеринарами в деревнях и районах Курганской и Челябинской областей, поэтому у меня сложился стереотип о том, что работа ветврача — это исключительно сельское хозяйство.
Если речь о работе ветврача в деревне (что я наблюдал все детство), то это, мягко говоря, антисанитария. Представьте, огромная ферма, в которой 3 тысячи коров, они все испражняются, постоянно в грязи. Ветеринар в черном халате — в белом невозможно — в резиновых сапогах... Вставать нужно в 4 утра, чтобы на утренней дойке, пока коровы в стойле, зафиксированы, поскорее поставить вакцину, обследовать беременных.
Нет в этом никакой романтики — я, по крайней мере, ее не видел в детстве. Отсюда и отношение к профессии. Изменилось оно после одной экскурсии.
«Хочу быть ветеринаром»
Мне было 20 лет, я, студент 3-го курса, со своей группой приехал в частную ветеринарную клинику — посмотреть, как работают специалисты. Я увидел ветеринарных специалистов в белых халатах, с идеально чистыми рабочими местами и понял, что хочу быть ветеринаром и открыть свою клинику. До этого счастливого дня оставалось чуть больше пяти лет.
Практически сразу после экскурсии я начал искать место для будущей практики. В первой клинике студентам-практикантам не платили, а поскольку я из деревни — в городе жить было негде и не на что. Мне повезло: две недели стажировки в небольшой клинике (всего 2 кабинета) зимой — и летом я уже вышел на работу ассистентом ветврача.
Зарплата у меня была 12 тысяч рублей. Денег категорически не хватало. 7,5 тысячи уходило на аренду жилья, на оставшееся получалось как-то выживать. Родители из деревни помогали продуктами: мясом, яйцами, молоком.
Я старался больше находиться на работе: меньше ешь — всегда занят, больше практики и можно изучать книги по профессии (домой их запрещали забирать). Сутки через сутки — в таком режиме отработал примерно полгода. После смены спишь часов 12.
В 4 утра просыпаешься, ходишь как Лунтик, завтракаешь, читаешь кусок книги (то, что успел сфотографировать на работе) — и идешь на работу пораньше продолжить читать.
«Заплатили за усыпление, оставили переноску и ушли»
Принесли к нам в клинику котенка, говорят: кусается и царапается, диагноз — агрессивный. Заплатили за усыпление, оставили переноску и ушли. Открываю бокс, а кошечка руки мои понюхала и давай лизать.
Я у врача спрашиваю:
— А как усыплять котенка?
Она отвечает:
— Сам решай.
Я сказал, что не буду.
— А куда денешь? — спросила врач.
— Себе заберу.
— Будешь каждый раз забирать?
— Пристрою.
С тех пор Софа, так я назвал свою первую спасенную, живет со мной. Это было в 2016 году. Кстати, дома у нас две кошки. Вторую, еще котенком, тоже принесли на усыпление жене (она, как и я, ветврач). Потом начали пристраивать животных по родным и знакомым. Сейчас все они при питомцах.
«Было тяжело и страшно»
Сначала в своем аккаунте я размещал милые фотографии и видео, потом посты о пристройстве. Никто не спрашивал, откуда брошенные животные и как оказываются у меня, — я и не говорил. Только новым хозяевам рассказывал настоящие истории их питомцев. Однажды позвонили журналисты из газеты — и после первой статьи началось. Звонки и съемки. Я был удивлен такому вниманию и, конечно, не ожидал, что позже мне очень сильно прилетит из-за огласки.
Ссылку на статью о том, что мне может грозить тюрьма за помощь животным (юрист и зоозащитница из Санкт-Петербурга Анна Разинова обратились в прокуратуру: Баграт нарушал закон: получал деньги за эвтаназию, а животных не усыплял. — Прим. ред.), мне прислали друзья. Я был на сутках. Маме, узнав об этом из новостей, стало плохо, пришлось скорую вызывать.
Было тяжело и страшно. Жена недавно родила, ребенку 7 месяцев, родители переживали, но я знал, что не делал ничего плохого — только помогал. Верил, что все обязательно уладится.
Меня поддержали совершенно незнакомые люди: журналисты и политики... В итоге заявление отозвали, но из клиники пришлось уволиться.
«Я не верил своему счастью, пока перерезал ленту собственной ветклиники»
Три месяца сидел без работы. В другие клиники не брали либо приглашали ассистентом — наверное, мало кому хотелось связываться с ветврачом с таким бэкграундом. Чтобы оплачивать ипотеку и кормить семью, я лепил и продавал пельмени по знакомым. Через Instagram* пытался продвигать бизнес, но не пошло.
Сижу вечером, думаю, что делать дальше — решил брать кредит на открытие пельменного цеха. И тут телефонный звонок с неизвестного номера. Мужчина представился Федором, говорит, что давно за мной наблюдает, в интервью прочитал, что я мечтал открыть свою клинику, и решил мне помочь. С Федором я встретился уже на месте будущей клиники через неделю после этого звонка.
Я сам вызвался помогать с ремонтом: таскал мешки с цементом, собирал мебель — заодно и рабочих контролировал. Через два месяца состоялось открытие. Первой, кто вошел в клинику, была Софа — кошка, которую я спас 4 года назад.
Я не верил своему счастью, пока перерезал ленту собственной ветклиники.
«Вы же добрый, через Instagram* пристраиваете»
Люди, зная меня, приходят в клинику и говорят «забирайте собаку, лечите ее, у меня нет денег — или я ее спускаю с поводка» или «вы же добрый, через Instagram* пристраиваете...». Такое отношение и к своему домашнему животному, и к моей работе поражает.
Примерно 2 раза в месяц нам подбрасывают кошек, собак. Такое количество еще можно переварить за счет клиники — стараемся всем помогать. Но если брошенных животных будет больше, спасти их уже не получится. С фондом, конечно, было бы проще, а раз его нет — пытаемся справляться своими силами. Если сил не хватает — объявляем сбор или публикуем рекламу, доход от которой идет на операцию или нужные лекарства. Но это крайняя мера.
Могу сказать, что людей, которые оставляют животных или не хотят за них бороться, — меньше с каждым годом. Я все реже и реже слышу «дорого лечить, давайте усыпим». Это не может не радовать.
*Instagram признан экстремистской организацией и запрещен на территории РФ.